Неточные совпадения
У Гриши — кость
широкая,
Но сильно исхудалое
Лицо — их недокармливал
Хапуга-эконом.
Крестьяне думу думали,
А поп
широкой шляпою
В
лицо себе помахивал
Да на небо глядел.
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное
лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на
широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Во время разлуки с ним и при том приливе любви, который она испытывала всё это последнее время, она воображала его четырехлетним мальчиком, каким она больше всего любила его. Теперь он был даже не таким, как она оставила его; он еще дальше стал от четырехлетнего, еще вырос и похудел. Что это! Как худо его
лицо, как коротки его волосы! Как длинны руки! Как изменился он с тех пор, как она оставила его! Но это был он, с его формой головы, его губами, его мягкою шейкой и
широкими плечиками.
Постанов ее головы на красивых и
широких плечах и сдержанно-возбужденное сияние ее глаз и всего
лица напомнили ему ее такою совершенно, какою он увидел ее на бале в Москве.
В его
лице и фигуре, от коротко обстриженных черных волос и свежевыбритого подбородка до
широкого с иголочки нового мундира, всё было просто и вместе изящно.
Вера все это заметила: на ее болезненном
лице изображалась глубокая грусть; она сидела в тени у окна, погружаясь в
широкие кресла… Мне стало жаль ее…
С нашей стороны, если, точно, падет обвинение за бледность и невзрачность
лиц и характеров, скажем только то, что никогда вначале не видно всего
широкого теченья и объема дела.
Взобравшись узенькою деревянною лестницею наверх, в
широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом дверь и толстую старуху в пестрых ситцах, проговорившую: «Сюда пожалуйте!» В комнате попались всё старые приятели, попадающиеся всякому в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший самовар, выскобленные гладко сосновые стены, трехугольный шкаф с чайниками и чашками в углу, фарфоровые вызолоченные яички пред образами, висевшие на голубых и красных ленточках, окотившаяся недавно кошка, зеркало, показывавшее вместо двух четыре глаза, а вместо
лица какую-то лепешку; наконец натыканные пучками душистые травы и гвоздики у образов, высохшие до такой степени, что желавший понюхать их только чихал и больше ничего.
Перед ним стояла не одна губернаторша: она держала под руку молоденькую шестнадцатилетнюю девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами
лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом
лица, какое художник взял бы в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается на Руси, где любит все оказаться в
широком размере, всё что ни есть: и горы и леса и степи, и
лица и губы и ноги; ту самую блондинку, которую он встретил на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
Подъезжая к крыльцу, заметил он выглянувшие из окна почти в одно время два
лица: женское, в чепце, узкое, длинное, как огурец, и мужское, круглое,
широкое, как молдаванские тыквы, называемые горлянками, из которых делают на Руси балалайки, двухструнные легкие балалайки, красу и потеху ухватливого двадцатилетнего парня, мигача и щеголя, и подмигивающего и посвистывающего на белогрудых и белошейных девиц, собравшихся послушать его тихоструйного треньканья.
Открытый взгляд,
лицо мужественное, бакенбарды и большие усы с проседью, стрижка низкая, а на затылке даже под гребенку, шея толстая,
широкая, так называемая в три этажа или в три складки с трещиной поперек, голос — бас с некоторою охрипью, движения генеральские.
Несмотря на это, на меня часто находили минуты отчаяния: я воображал, что нет счастия на земле для человека с таким
широким носом, толстыми губами и маленькими серыми глазами, как я; я просил бога сделать чудо — превратить меня в красавца, и все, что имел в настоящем, все, что мог иметь в будущем, я все отдал бы за красивое
лицо.
Все
лицо было смугло, изнурено недугом;
широкие скулы выступали сильно над опавшими под ними щеками; узкие очи подымались дугообразным разрезом кверху, и чем более он всматривался в черты ее, тем более находил в них что-то знакомое.
Широкое, скулистое
лицо его было довольно приятно, и цвет
лица был свежий, не петербургский.
Люблю зимы твоей жестокой
Недвижный воздух и мороз,
Бег санок вдоль Невы
широкой,
Девичьи
лица ярче роз,
И блеск, и шум, и говор балов,
А в час пирушки холостой
Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой.
— Евгений Васильев, — отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосом и, отвернув воротник балахона, показал Николаю Петровичу все свое
лицо. Длинное и худое, с
широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина с сжатым в кулачок
лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в
широкое бархатное кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
Василий Иванович засмеялся и сел. Он очень походил
лицом на своего сына, только лоб у него был ниже и уже, и рот немного
шире, и он беспрестанно двигался, поводил плечами, точно платье ему под мышками резало, моргал, покашливал и шевелил пальцами, между тем как сын его отличался какою-то небрежною неподвижностию.
Я стал покупать
шире и больше, — я брал все, что по моим соображениям, было нужно, и накупил даже вещи слишком рискованные, — так, например, нашему молодому кучеру Константину я купил наборный поясной ремень, а веселому башмачнику Егорке — гармонию. Рубль, однако, все был дома, а на
лицо бабушки я уж не смотрел и не допрашивал ее выразительных взоров. Я сам был центр всего, — на меня все смотрели, за мною все шли, обо мне говорили.
Самгин, не отрываясь, смотрел на багровое, уродливо вспухшее
лицо и на грудь поручика; дышал поручик так бурно и часто, что беленький крест на груди его подскакивал. Публика быстро исчезала, —
широкими шагами подошел к поручику человек в поддевке и, спрятав за спину руку с папиросой, спросил...
Плывущей своей походкой этот важный человек переходил из одного здания в другое, каменное
лицо его было неподвижно, только чуть-чуть вздрагивали
широкие ноздри монгольского носа и сокращалась брезгливая губа, но ее движение было заметно лишь потому, что щетинились серые волосы в углах рта.
Калитку открыл широкоплечий мужик в жилетке, в черной шапке волос на голове;
лицо его густо окутано
широкой бородой, и от него пахло дымом.
Чихая, он, видимо, спугнул свое оживление,
лицо его скучно осунулось; крепко вытирая
широкий нос, крякнул, затем продолжал, размышляя, оценивая...
Дьякон углубленно настраивал гитару. Настроив, он встал и понес ее в угол, Клим увидал пред собой великана, с
широкой, плоской грудью, обезьяньими лапами и костлявым
лицом Христа ради юродивого, из темных ям на этом
лице отвлеченно смотрели огромные, водянистые глаза.
В кошомной юрте сидели на корточках девять человек киргиз чугунного цвета; семеро из них с великой силой дули в длинные трубы из какого-то глухого к музыке дерева; юноша, с невероятно
широким переносьем и черными глазами где-то около ушей, дремотно бил в бубен, а игрушечно маленький старичок с
лицом, обросшим зеленоватым мохом, ребячливо колотил руками по котлу, обтянутому кожей осла.
Он чувствовал себя оглушенным и видел пред собой незначительное
лицо женщины, вот оно чуть-чуть изменяется неохотной, натянутой улыбкой, затем — улыбка
шире, живее, глаза смотрят задумчиво и нежно.
«Уже решила», — подумал Самгин. Ему не нравилось
лицо дома, не нравились слишком светлые комнаты, возмущала Марина. И уже совсем плохо почувствовал он себя, когда прибежал, наклоня голову, точно бык, большой человек в теплом пиджаке, подпоясанном
широким ремнем, в валенках, облепленный с головы до ног перьями и сенной трухой. Он схватил руки Марины, сунул в ее ладони лохматую голову и, целуя ладони ее, замычал.
Пришел длинный и длинноволосый молодой человек с шишкой на лбу, с красным, пышным галстуком на тонкой шее; галстук, закрывая подбородок, сокращал, а пряди темных, прямых волос уродливо суживали это странно-желтое
лицо, на котором
широкий нос казался чужим. Глаза у него были небольшие, кругленькие, говоря, он сладостно мигал и улыбался снисходительно.
Ему очень мешал Иноков, нелепая фигура которого в
широкой разлетайке, в шляпе факельщика издали обращала на себя внимание, мелькая всюду, точно фантастическая и голодная птица в поисках пищи. Иноков сильно возмужал, щеки его обрастали мелкими колечками темных волос, это несколько смягчало его скуластое и пестрое, грубоватое
лицо.
Тогда Самгин, пятясь, не сводя глаз с нее, с ее топающих ног, вышел за дверь, притворил ее, прижался к ней спиною и долго стоял в темноте, закрыв глаза, но четко и ярко видя мощное тело женщины, напряженные, точно раненые, груди,
широкие, розоватые бедра, а рядом с нею — себя с растрепанной прической, с открытым ртом на сером потном
лице.
Издали длинная и тощая фигура Кумова казалась комически заносчивой, — так смешно было вздернуто его
лицо, но вблизи становилось понятно, что он «задирает нос» только потому, что
широкий его затылок, должно быть, неестественно тяжел; Кумов был скромен, застенчив, говорил глуховатым баском, немножко шепеляво и всегда говорил стоя; даже произнося коротенькие фразы, он привставал со стула, точно школьник.
Ему было лет сорок, на макушке его блестела солидная лысина, лысоваты были и виски.
Лицо —
широкое, с неясными глазами, и это — все, что можно было сказать о его
лице. Самгин вспомнил Дьякона, каким он был до того, пока не подстриг бороду. Митрофанов тоже обладал примелькавшейся маской сотен, а спокойный, бедный интонациями голос его звучал, как отдаленный шумок многих голосов.
В нескольких шагах от этой группы почтительно остановились молодцеватый, сухой и колючий губернатор Баранов и седобородый комиссар отдела художественной промышленности Григорович, который делал рукою в воздухе
широкие круги и шевелил пальцами, точно соля землю или сея что-то. Тесной, немой группой стояли комиссары отделов, какие-то солидные люди в орденах, большой человек с
лицом нехитрого мужика, одетый в кафтан, шитый золотом.
В пестрой ситцевой рубахе, в измятом, выцветшем пиджаке, в ботинках, очень похожих на башмаки деревенской бабы, он имел вид небогатого лавочника. Волосы подстрижены в скобку, по-мужицки;
широкое, обветренное
лицо с облупившимся носом густо заросло темной бородою, в глазах светилось нечто хмельное и как бы даже виноватое.
В большой столовой со множеством фаянса на стенах Самгина слушало десятка два мужчин и дам, люди солидных объемов, только один из них, очень тощий, но с круглым, как глобус, брюшком стоял на длинных ногах, спрятав руки в карманах, покачивая черноволосой головою, сморщив бледное, пухлое
лицо в
широкой раме черной бороды.
Весь в новеньком, он был похож на приказчика из магазина готового платья. Потолстел, сытое
лицо его лоснилось, маленький носик расплылся по румяным щекам, ноздри стали
шире.
Клим Иванович даже пожалел, что внешность оратора не совпадает с его верой, ему бы огненно-рыжие волосы, аскетическое, бескровное
лицо, горящие глаза,
широкие жесты.
Напротив — рыжеватый мужчина с растрепанной бородкой на
лице, изъеденном оспой, с веселым взглядом темных глаз, — глаза как будто чужие на его сухом и грязноватом
лице; рядом с ним, очевидно, жена его, большая, беременная, в бархатной черной кофте, с длинной золотой цепочкой на шее и на груди;
лицо у нее
широкое, доброе, глаза серые, ласковые.
В комнате, ярко освещенной большой висячей лампой, полулежала в
широкой постели, среди множества подушек, точно в сугробе снега, черноволосая женщина с большим носом и огромными глазами на темном
лице.
Самгин зажег спичку, — из темноты ему улыбнулось добродушное,
широкое, безбородое
лицо. Постояв, подышав сырым прохладным воздухом, Самгин оставил дверь открытой, подошел к постели, — заметив попутно, что Захарий не спит, — разделся, лег и, погасив ночник, подумал...
— Эх, господи, — вздохнул Митрофанов, распустив тугое
лицо, отчего оно стало нелепо
широким и плачевным, а синие щеки побурели. — Я понимаю, Клим Иванович, вы меня, так сказать, привлекаете! — Он трижды, мелкими крестиками, перекрестил грудь и сказал: — Я — готов, всею душой!
Лицо у нее
широкое, с большим ртом без губ, нос приплюснутый, на скуле под левым глазом бархатное родимое пятно.
Когда в дверях буфета сочно прозвучал голос Марины, лохматая голова быстро вскинулась, показав смешное, плоское
лицо, с
широким носом и необыкновенными глазами, — очень большие белки и маленькие, небесно-голубые зрачки.
Подсели на лестницу и остальные двое, один — седобородый, толстый, одетый солидно, с
широким, желтым и незначительным
лицом, с длинным, белым носом; другой — маленький, костлявый, в полушубке, с босыми чугунными ногами, в картузе, надвинутом на глаза так низко, что виден был только красный, тупой нос, редкие усы, толстая дряблая губа и ржавая бороденка. Все четверо они осматривали Самгина так пристально, что ему стало неловко, захотелось уйти. Но усатый, сдув пепел с папиросы, строго спросил...
Однажды, придя к учителю, он был остановлен вдовой домохозяина, — повар умер от воспаления легких. Сидя на крыльце, женщина веткой акации отгоняла мух от круглого, масляно блестевшего
лица своего. Ей было уже лет под сорок; грузная, с бюстом кормилицы, она встала пред Климом, прикрыв дверь
широкой спиной своей, и, улыбаясь глазами овцы, сказала...
Слабенький и беспокойный огонь фонаря освещал толстое, темное
лицо с круглыми глазами ночной птицы; под
широким, тяжелым носом топырились густые, серые усы, — правильно круглый череп густо зарос енотовой шерстью. Человек этот сидел, упираясь руками в диван, спиною в стенку, смотрел в потолок и ритмически сопел носом. На нем — толстая шерстяная фуфайка, шаровары с кантом, на ногах полосатые носки; в углу купе висела серая шинель, сюртук, портупея, офицерская сабля, револьвер и фляжка, оплетенная соломой.
Уйти от Дьякона было трудно, он стал шагать
шире, искоса снова заглянул в
лицо и сказал напоминающим тоном...
— Нет, — сказал Самгин. Рассказ он читал, но не одобрил и потому не хотел говорить о нем. Меньше всего Иноков был похож на писателя; в
широком и как будто чужом пальто, в белой фуражке, с бородою, которая неузнаваемо изменила грубое его
лицо, он был похож на разбогатевшего мужика. Говорил он шумно, оживленно и, кажется, был нетрезв.
В черном плаще, в
широкой шляпе с загнутыми полями и огромным пепельного цвета пером, с тростью в руке, она имела вид победоносный, великолепное
лицо ее было гневно нахмурено. Самгин несколько секунд смотрел на нее с почтительным изумлением, сняв фуражку.